Плодовито-показательный (миниатюра)
Алексей Курганов
У меня есть знакомый писатель, зовут его Жорка Коклетов. Надо сразу сказать: очень плодовитый творец! Пишет исключительно прозу, причём все действующие лица его сочинений – герои труда, примерные семьянины, законопослушные граждане и образцовые патриоты. В общем, полнейшее средоточие всевозможных достоинств, но живётся всем им почему-то сложно и трудно, я бы даже сказал - совершенно кисло и беспросветно уныло (может быть, именно из-за того, что все они такие вот образцово-показательные?). В жоркиных рассказах все они постоянно борются со страшными в своих неотвратимости и обречённости, бесчисленными невзгодами, с неимоверным напряжением всех своих духовных и физических сил эти невзгоды преодолевают - и не успевают вытереть со своих натруженных лбов горячий пот и обмыть разгорячённые борьбой тела, как накатывают новые напасти, не менее страшные и не менее горестные… Правда, в конце каждого рассказа Жорка всё-таки позволяет им немного расслабиться, поэтому в результате всё эти героические свистопляски заканчиваются, как говорят американцы, хэппи-эндом. О, наш Жьорж - тонкий психологист! Большой знаток жизни во всех её многообразных шкурных проявлениях!
В местных литературных кругах Коклетов пользуется если не безоговорочным авторитетом, то определённым вниманием, и даже время от времени приглашается на разные литературные собрания, что очень льстит его самолюбию и поднимает в собственных сочинительских глазах.
В свободное же от литературного творчества время Жорка работает заведующим топливным складом железнодорожного депо. Зарабатывает неплохо плюс ворует на продажу солярку. Выпивает не так, чтобы очень, всё больше не по насущной потребности, а по привычке, поэтому деньги у него всегда имеются, а значит, имеются и возможности для выпуска своих литературных сочинений в бумажном варианте, если проще – книжек. В нашей местной типографии он уже давно всем знаком, поскольку раз в год, а то и чаще типография штампует его очередной сборник, что делает с превеликим удовольствием, поскольку Жорка расплачивается «живыми» деньгами, а это – конкретный заработок для тамошних работников.
На днях встречаю его на рынке.
- Жьорж! – говорю ему. – Собака такая! У тебя – новая книжка! Поздравляю, чёрт плодовитый! Ты прям как Ги де Мопассан, едрёна вошь, растудыть тебя в качель и в едрёну балалайку!
В ответ он довольно побурел лицом и довольно запыхтел. А что удивительного? Рад человек! Имеет полное конституционное право побуреть и запыхтеть!
- Да уж.., - слышу в ответ тихое, стеснительное. – Навеяло, так сказать… Пришли на ум мотивы бытия…
- Это какая ж уже по счёту-то?
- Девятая.
- О, девятая! – и я делаю откровенно уважительное лицо. – Нет, Жьорж, ты не Мопассан! ( в ответ тут же – настороженность во взгляде. Дескать, а чиво? А кто? А зачем и накой?) Ты прямо граф, твою творческую душу мать, Лев Николаевич Толстой! Тот тоже был неслыханно плодовитый, тоже всё чего-то строчил-кропал… Пора собрание сочинений выпускать! А, Жьорж? Не слабо?
- Можно и собраний.., - довольно пропыхтел он, убирая напряжённую маску с лица. – Вот денег поднаберу, тогда и собраний…
- Чего приобрёл? – меняю я тему и киваю на сумку.
- Селёдку. Банку хрена ещё.
- Хрен можайский?
- Ага.
- Молодец ты, Жьорж! – опять пускаюсь я в опасное плавание по волнам неприкрытой лести. – Всё чего не возьми – во всём разбираешься! Что в литературе, что в селёдке, а уж в хрене вообще непревзойдённый специалист! Вот, небось, супруга-то радуется!
- А чего ж.., - опять пыхтит он, и довольная улыбка расползается до самых его розовых, покрытых детским пушком ушей. – Не какой-нибудь… Понятие имеем…
- Конечно, конечно! Кто спорит-то! Опять же при должности! И до пенсии ещё как до Луны! Ну, рад был совершенно случайно встретиться! Творческих успехов! Верной дорогой идёте, товарищ! И никакой хрен можайский вас не собьёт со сверного с путЯ!
Мы абсолютно искренне пожимаем друг другу руки, и я иду в мясной отдел, за холодцом. Жорка задумчиво смотрит мне вслед и улыбается уже совершенно автоматически…. Хороший он всё-таки мужик! И производственник образцовый, и писатель плодовитый, и соляру умет аккуратно воровать, и баба у него – старший продавец гомеопатической аптеки! Не то, что я, дважды разведенный трепач и бездельник...
В местных литературных кругах Коклетов пользуется если не безоговорочным авторитетом, то определённым вниманием, и даже время от времени приглашается на разные литературные собрания, что очень льстит его самолюбию и поднимает в собственных сочинительских глазах.
В свободное же от литературного творчества время Жорка работает заведующим топливным складом железнодорожного депо. Зарабатывает неплохо плюс ворует на продажу солярку. Выпивает не так, чтобы очень, всё больше не по насущной потребности, а по привычке, поэтому деньги у него всегда имеются, а значит, имеются и возможности для выпуска своих литературных сочинений в бумажном варианте, если проще – книжек. В нашей местной типографии он уже давно всем знаком, поскольку раз в год, а то и чаще типография штампует его очередной сборник, что делает с превеликим удовольствием, поскольку Жорка расплачивается «живыми» деньгами, а это – конкретный заработок для тамошних работников.
На днях встречаю его на рынке.
- Жьорж! – говорю ему. – Собака такая! У тебя – новая книжка! Поздравляю, чёрт плодовитый! Ты прям как Ги де Мопассан, едрёна вошь, растудыть тебя в качель и в едрёну балалайку!
В ответ он довольно побурел лицом и довольно запыхтел. А что удивительного? Рад человек! Имеет полное конституционное право побуреть и запыхтеть!
- Да уж.., - слышу в ответ тихое, стеснительное. – Навеяло, так сказать… Пришли на ум мотивы бытия…
- Это какая ж уже по счёту-то?
- Девятая.
- О, девятая! – и я делаю откровенно уважительное лицо. – Нет, Жьорж, ты не Мопассан! ( в ответ тут же – настороженность во взгляде. Дескать, а чиво? А кто? А зачем и накой?) Ты прямо граф, твою творческую душу мать, Лев Николаевич Толстой! Тот тоже был неслыханно плодовитый, тоже всё чего-то строчил-кропал… Пора собрание сочинений выпускать! А, Жьорж? Не слабо?
- Можно и собраний.., - довольно пропыхтел он, убирая напряжённую маску с лица. – Вот денег поднаберу, тогда и собраний…
- Чего приобрёл? – меняю я тему и киваю на сумку.
- Селёдку. Банку хрена ещё.
- Хрен можайский?
- Ага.
- Молодец ты, Жьорж! – опять пускаюсь я в опасное плавание по волнам неприкрытой лести. – Всё чего не возьми – во всём разбираешься! Что в литературе, что в селёдке, а уж в хрене вообще непревзойдённый специалист! Вот, небось, супруга-то радуется!
- А чего ж.., - опять пыхтит он, и довольная улыбка расползается до самых его розовых, покрытых детским пушком ушей. – Не какой-нибудь… Понятие имеем…
- Конечно, конечно! Кто спорит-то! Опять же при должности! И до пенсии ещё как до Луны! Ну, рад был совершенно случайно встретиться! Творческих успехов! Верной дорогой идёте, товарищ! И никакой хрен можайский вас не собьёт со сверного с путЯ!
Мы абсолютно искренне пожимаем друг другу руки, и я иду в мясной отдел, за холодцом. Жорка задумчиво смотрит мне вслед и улыбается уже совершенно автоматически…. Хороший он всё-таки мужик! И производственник образцовый, и писатель плодовитый, и соляру умет аккуратно воровать, и баба у него – старший продавец гомеопатической аптеки! Не то, что я, дважды разведенный трепач и бездельник...
Рекомендуйте хорошее стихотворение
Свидетельство о публикации № 3502
